Еще в полдень 29 марта ничего не предвещало перелома в том, что в РФ называют «военной операцией», а на Украине — «активной фазой российско-украинской войны» (такова тут устоявшаяся лексика). Утро в Киеве началось с череды воздушных тревог; также третьи сутки далеко за окном мерно грохотало. По данным украинских телеграм-каналов это артиллерия ВСУ работала по российским военным, окопавшимся в Гостомеле и Буче. От переговоров в Турции никто особо ничего не ждал. Во-первых, все предыдущие встречи ничего не дали, а во-вторых, накануне украинские СМИ распространили мнение госсекретаря США Энтони Блинкена — он заявил, что, дескать, Владимир Путин не настроен на реальные переговоры и хочет продолжения боевых действий.

Так что днем 29 марта сообщения о том, что российская и украинская сторона значительно продвинулись в переговорах, вызвали на Украине большое удивление. Еще большее — слова Владимира Мединского о том, что в политической сфере есть возможность встречи Путина и Зеленского одновременно с парафированием мирного договора главами МИД; а также слова замминистра обороны РФ Александра Фомина о том, что принято решение «кардинально сократить» военную активность на Киевском и Черниговском направлениях.

Стало понятно, что в переговорах между Москвой и Киевом наконец-то произошел значительный прорыв. Однако на Украине эти новости вызвали противоречивую реакцию. С одной стороны, очень многие вздохнули с облегчением — люди уже очень сильно устали, прежде всего морально. Как ни называй происходящее — хоть «войной», хоть «специальной операцией», но жить внутри этого — очень тяжело.

С другой стороны — официальный Киев неожиданно попал в западню собственных победных реляций. Очень многие, прежде всего военные и разнообразные добровольцы, возмутились — по их мнению, украинская сторона успешно переламывает ход конфликта в свою пользу, так что останавливаться сейчас нельзя — надо давить, покуда «украинские танки не войдут в Москву».